Украина сделала огромный прыжок к свободе. Интервью с Игорем Губерманом

Накануне своего восьмидесятилетия писатель Игорь Губерман, дал интервью Корреспонденту.

До двух лет он вообще не говорил, что не помешало ему пойти сразу во второй класс. И далее школа, железнодорожный институт и работа машинист в Башкирии, пишет Антон Колюжный в № 25-26 журнала Корреспондент от 7. июля 2016.

Это долгое время, «с омерзением работал по специальности — инженер-электрик. Тем не менее, это как раз и помог ему жениться. «Однажды я починил таршер в комнате своей будущей супруги, – написал он позже, — и закрыли этот осветительный прибор, мы сразу же перешли к распределение полномочий сельского хозяйства…».

Так забористо и точно уложить окружающую реальность в четверостишья может только он. За это, собственно говоря, он сидел во времена СССР. И то, был вынужден эмигрировать за границу. 7 июля Игры Губерману (ака Игорь Миронов, Абрам Хайям и Петра, на каждый день) исполняется восемьдесят лет.

«Еврейский дурак – худшее произведение природы»

— Игорь Миронович, добрый день. Говорят, что накануне не поздравляют. И как сами-то относитесь к своим восьмидесяти?

— Ой, с ужасом.

— Вас пугают цифры?

— Нет, они меня уже давно не пугает. Меня пугает необходимость крупной организации мероприятия. А так восемьдесят – восемьдесят. Мы знакомы с женой с двумя старушками. Сто два года, и второй-сто один. Прекрасные старые дамы, еврейки, конечно. Очень шумным. И в сознании, в памяти.

— Что они говорят?

— Ничего хорошего. Затем была еще одна старушка, бабушка, художник Саша Окунь… пришла сюда в возрасте девяноста четырех лет. Удалось дожить до ста двух. Удалось сказать гениальная фраза в день своего рождения. Она посмотрела в зеркало и сказала: первый раз вижу столетнего человека. Так вот: ей, как только она приехала, выписали потрясающий слуховой аппарат. Она его поносила два-три дня, а затем из него: «Вы, как и невозможно глупости вы говорите, что это лучше, я не буду слышать».

— Чего вы боитесь в жизни?

— Жену. Грузинские люди говорят: человек, который боится собственной жены, позорит мужское достоинство. Так что я позорю мужского достоинства. Еще я боюсь проблем старения – как явных, когда ты становишься обузой для близких. Я боюсь сказать прочие глупости, но я говорю постоянно. И, возможно, все.

— И в тюрьме?

— Я был там. Это замечательный прибор. Все проклиная, в тюрьме, говорят, это настолько кошмарная… Конечно, что там не было душ в каждой клетке, гимназий…

— Душевой не было, но был психически?

— Вы хорошо каламбурите. Душевно было, да. Иногда очень душевно… Я там написал сборник стихов. Вот один: «Тюрьма была отнюдь не Раем, но часто думал я куря, что как известно, Бог не фраер, и поэтому я сижу не зря».

— Что-то позитивненькое сейчас вы пишете?

— Я уже старенький, у меня есть положительные мало. Старые все уже стали. Вот у меня был очень позитивный стих: «Пришла старость зима, и дряхлы все до одного: и те, кто выжил из ума, и те, кто жили без него». Или вот еще один положительный… «С старостью валяюсь я ничком, и радость я приношу себе и людям. Вот сидеть со знакомым старичком и свежий анализ, чтобы обсудить». На мой взгляд, очень положительно.

— Сколько вам лет, как Вы в Израиле? Двадцать семь?

— Двадцать восемь.

— В Израиле так называемый «русский мир», и тоже потому что делится на…

— «Крымнаш» и не «наш»?

— Да. Вот вы только жидобандеровцем?

— Бог с Вами. Я бы по морде съездить. Нет, никто не звонит. Но я, знаете, только в случае, если ни с кем общаться. Так что, может быть, просто так.

— На эти темы?

— Да вообще мало общаюсь. Я «домосексуалист».

— Но Вы же знаете, что происходит.

— Смотрите, это на самом деле очень простая вещь. Если мы посмотрим на идиотов левых всего мира, мы обнаружим, что наиболее национальный состав – евреи. Еврейский дурак – худшее произведение природы. Он с амбицией, его эрудицией, он с энергией, только он знает в этой жизни правы, это очень много в этой жизни достиг… Это профессура английских, французских и американских университетов.

— За это нас не любят?

— Я Вам на этот вопрос отвечу, если вы мне назовете хотя бы один народ, который любит евреев. Народы, которые относятся к евреям без неприязни – это народы, которые никогда евреев не видели, у которых не было христианских миссионеров. Любить вас не за что. Вы преуспеваете очень сильно, вы можете сплоченные, вы их берете на работу – я не буду перечислять только потому, что этого слишком много.

— Но ведь еще во времена Черчилля говорили, ты помнишь?.. «В Англии нет антисемитизма, потому что мы не считаем евреев умнее себя».

— Это долго, прежде чем это было сказано. И это ложь. Англия – это чудовищная империя антисемитизма. Мы знаем, 39-45 лет, да и раньше проарабская политика… Это страшная страна. И, кстати, Англия – первая страна, которая выгнала евреев. По-моему, это 12-й век. Правда в том, что в 14-м их пригласили обратно. Экономические трудности.

— У вас есть шанс попасть на российские федеральные телеканалы. Теперь вы плохо сказал об Англии.

— Да? Для Америки я не могу сказать, плохо.

— У меня это интервью перекупит российское телевидение.

— Я желаю Вам успеха. Скажите мне, что Вам еще сказать…

— Мне тогда пришлось дать 10 процентов от гонорара.

— Нет-нет-нет. Я абсолютно бесплатно.

— Какие чувства Вы сейчас испытываете, они видят, что проблемы Европы с беженцами из мусульманских стран? Это весь тот террор, гуманитарные проблемы, «столкновение цивилизаций» … Не радостно?

— Вы будете отвечать политкорректно, или честно? Guilty pleasure. Но это очень смешно. Я от всей души желаю, Европе повезло. Я очень хочу, чтобы Европа переварила это вторжение. Это мне кажется эмиграцией, и нашествием. Вторжения.

Один мулла или шейх сказал: мы не будем покорять Европу оружием. Нам это не нужно. И это так, да. Так что, думаю, мечеть Нотр-Дамм – это своего рода уже реальность. У меня был очень смешной стишок: «Творец готовит нам показ смешные большие страдания. Европа станет на намаз и обнажит зады». В этом есть злорадство. И я не могу это скрыть. И огромное сожаление.

«Ну, и о Америке, что плохого?

«Ну, как гниющая империалистическая держава. Потому что я израильтянин, то много-много-много раз предававшая евреев. В 39-м году отправлен корабль с восьмьюстами евреев, среди которых были дикие, количество детей… все Они умерли. Понять, что все страны в соответствии с интересами. Много раз евреев предавали, как государство Израиль. Что мне хорошо, чтобы говорить об Америке? Хотя страна красивая.

— И о России так плохо?

— Я не могу. Россия – великая, удивительная несчастной страны. Напрасно ей, к сожалению, до сих пор. Но может еще раз повезет.

— Сейчас на каждом углу говорят, пишут, что в России усиленными темпами реставрирует Советский Союз. Согласны с этим? Что думаете?

— Мне трудно об этом говорить, я человек несведущий. Но мне кажется, что это не возврат к сталинским нормам. Нет-нет. Вы понимаете, здесь я нашел Брежнева, Черненко, Андропова. Это было во время гниения, это было время террора. На жесткость режима, жаловались те, кто попал в психушку или в тюрьму.

А вот то, что касается сталинского режима, я думаю, не похоже на это. При сталинском режиме, пусть на меня либералы бросить камень, все были довольны. Было огромное количество счастливых людей, потому что в воздухе висел гипноз: строительство коммунизма, деланье ракет, перекрывание Енисея, целина…

— Но это была другая реальность…

— Но на этот факт считали.

— И Вы думаете, что сейчас люди слишком счастливы, а?

— Я думаю, что нет. Мне, конечно, трудно судить, но точно не на тех 86 процентов, о которых говорят – это даже к бабке не ходи. Количество жителей в настоящее время очень опасливо и умело уварачивается от идиотических вопросов социологов.

— Но доносы-то уже появились.

— Всегда писали доносы. С удовольствием. Интересно их числа. Некоторые пишут, что было четыре миллионы доносов – Довлатов писал. И второе, что сорок миллионов. Это все, писали доносы. Так что сделать человечество. Мы не должны его ругать.

«Русский мир не существует и, слава Богу, его никто не связывает»

— И в России ездить на выступления?

— Раз в полгода. Совершенно регулярно.

— Кто Вас приглашает?

— У меня есть импресарио есть, как режиссер – «карабасы-барабасы». И такой Буратино – пришли на их приглашения в различных городах.

— Что у Вас сегодня ждет аудитория?? Вот приглашают Игоря Губермана. Вот то, что они хотят услышать?

— Молодые люди хотят услышать неформальную лексику, люди средних лет, которые много хлебнули, и они хотят посмотреть на идиота, который в свои восемьдесят лет еще веселится и оптимист…Ну, по-разному. Есть и любители стихов – безусловно. Те, кто слушает, кто помнит… Различные аудитории.

Вы знаете, в старой советской империи был такой слой краски, который назывался НТИ – научно-техническая разведка. Ее безумное количество по всему миру. Вот я недавно был в Исландии. Здесь, в Исландии, в Рейкьявике, тоже там было сто человек. В Стокгольме было двести человек. Везде русские. И это ужасное счастье. Я как-то Дине Рубиной сказал, что Господь Бог не только нас хорошо выселил в Израиле, но еще снабдил читателей.

— Это означает, что «русский мир» — он еще существует?

— Русский мир не существует и, слава Богу, его никто не связывает.

— Позволяют действовать? Вы все-таки не Задорнов.

— В России действительно большая свобода. Все любят говорить, что это такой империи, все задавили… Посмотрите, есть газеты. Например, «Новая газета», есть телеканал «Дождь», есть «Эхо Москвы»…

— Вот то, что есть…

— Что касается музыки, свобода полностью завершить. Никто не цензурирует. Из Думы никто не использует, ни на чьи выступления, чтобы поймать на ненормативной лексике…

«Свобода-это чудовищная ответственность»

— И еще я хотел бы поспорить: в России, по-вашему, много свободы или требования на свободе?

— Ах, потребности почти нет, о чем вы говорите. Я имею в виду свободу выражения и возможность выразить свое мнение, потому что есть интернет, и треть страны, им понравилось. Хотите спорить – пожалуйста. Я очень легко поддаюсь мнению, но на поддержание ее. Вы случайно понравилось, я за философа. Я такой не являюсь.

— Но Вы задавали себе эти вопросы.

— Спросил. Вообще, свобода человека не требуется. Человек должен думать, что это бесплатно. Это разные вещи. И свобода – это, в конце концов, высокую ответственность. Это очень тяжело. Свобода – холодный разряженный воздух.

У Жванецкого есть гениальная находка. Он как-то сказал, что свобода – это светофор, на котором горит все три огня. И вот выбор: зеленый, желтый, красный. А в России свободы не было почти никогда. Это я уже излагаю точки зрения разных умных людей, которые хорошо знакомы с историей России. У меня был такой стишок в разгар перестройки: «Я хмурыми глазами старожила рассмотреть на весенней погоды, Россия столько рабства пережила, что длится и краткое свободу».

— И как часто приезжали на Украине?

— В Киеве один раз в году.

— Два года от событий на Площади. Что, по Вашему, изменилось и изменилось в Украине?

— Друг, это очень сложный вопрос. Я в контакте с украинским народом. Я не выезжаю за пределы Киева. Все, что я вижу, как напоминание о Площади, это портреты мертвых. Из тех разговоров, которые веду с киевлянами, я выясняю, что все они плохие, потому что пришли точно такие же люди, как и были раньше. Более того: они еще воруют по тем же схемам, которые ранее украли.

Появились и новые удивительные люди. Кто перетянет, я не знаю. Мои чувства: через два – три поколения в Украине все будет в порядке

Но! Появились и новые удивительные люди. Кто перетянет, я не знаю. Мои чувства: через два – три поколения в Украине все будет в порядке, если, конечно, Россия или этот гнойник в виде «лугандона» это не задавят.

— Возможность есть?

— Конечно, есть. Гигантский прыжок к свободе. Удивительный просто. В высшем Совете, где я случайно зашли, правда ощущается свобода. Колоссальные количества различных партий. То на украинском языке, на русском языке. Русский язык не гнобят. Дикое количество журналистов, которые все это снимали, так что врать сложнее. Так что он начинает медленно двигаться. Это не означает, что в конечном итоге коррупция, воровство и так далее, но постепенно будет отмирать.

— Крым наш, или не наш?

— Я очень хорошо понимаю людей, которые всю молодость отъездили в Крыму.

— Теперь у вас есть возможность поссориться и с теми, и с другими.

«Я ни с кем не ссорюсь. Бандитский захват? Гангстер. Но крымнаш. И вот посмотрите: крымчан опросили. Они сказали: мы рады, что у нас в России. Это значит, они этого заслуживают, раз им это сказали.

— И украинцы заслуживают того, что потеряли Крым?

— Я не знаю. Что вы хотите, чтобы я отвечал за украинцев? Я думаю, что им до лампы территориальные потери в виде «лугандона» и так далее. Им очень тяжело сейчас живется.

— Россияне тоже трудно живет. И не сказать, чтобы украинцы их за это жалеть. За все приходится платить.

— С украинской стороны, друг, ненависть колоссальные. Вот это кошмар полный. Это я готов сказать громко и страшно.

— И с российской стороны, ни ненависти?

— И с российской стороны, это не серьезно.

— То есть, выключить телевизор и все?

— Русские не ненавидят Украину. Русские презирают Украину. В частности, в какой-то деревне под Саранском.

Им на самом деле до лампочки. Они знают, что Америка – это страшно и ужасно, они ее ненавидят. Хотя и очень медленно. И украинцы – это бандеро-фашисты – это все такие медленные эмоции. А вот у украинцев, к сожалению, не вялые, потому что их мир, их мир, их возможности, их перспективы пытались затоптать.

— И как вы воспринимаете то, что сейчас все они «свой» — «чужой», и в том числе и мастера культуры. В общем – «с кем вы, мастера культуры?». Эти «крымнаш», другие «крымнаш», эти мы пускаем, этих я ненавижу, вот черные списки… Ну, вы знаете всю историю…

— Да, да… И что Вы от меня хотите услышать? Я им за зло, что? Нет. Тем не менее, люди действуют согласно своим интересам. Один боится, что ему перестанут давать деньги на театр. И в театр, как вы знаете, не зритель приносит деньги и гранты. Другие боятся еще чего-то.

Приведу самый простой пример. Помните, писал Шаламов, что, дескать, хватит клеветать, тему лагерь закрыт… Он обожал свои стихи, он считал, что поэт-больше, чем писатель. И у него готовится к публикации в «Советском писателе» сборник стихов. Я знаю людей, которые после этого перестал с ним общаться. Прав ли он был? Это совершенно нормально. Потому что все плевать, что там было в газете, что те соседи, друзья что-то скажут, и сборник стихов сборник стихов. Каждый человек имеет свои ценности, приоритеты.

Понимаете, театр-это вещь на всю жизнь, и говорить, не то, что думаешь, что ты привык еще от родителей, которые сказали нет. И ты в молодости говорил не так. Советский Союз кончился совсем недавно. Тебе уже много лет, у вас есть решение на всю жизнь, и до сих пор ты уверен, что ты великий режиссер, или великий актер, или великий писатель, и это важнее.

— И Вы так могли бы? Это у Вас был бы свой театр…

— Мне просто в голову такое не придет. Если бы это была как шутка, может, и мог бы. Я абсолютно уверен, что я не дал бы военной тайны, если бы попал в плен. В нормальном обществе такие вопросы задавать.

«Я журналист, и мне нужно задать некоторые вопросы.

— Это не оправдание, друг.

— Что бы Вы сказали, когда-то перед Путиным?

— Я не хочу говорить. Не дай Бог мне быть перед Путиным. Мне это не интересно. Да и ему это не интересно. Это то же самое, когда я оказался перед тенью Клавдии Шульженко. Что бы сказал ей, что она мне сказала?..

— И Порошенко?

— Т о же самое. Мне не интересно Порошенко, я ему тоже до лампочки…

— И вот послал бы приглашение? Вот наградили бы Вас?

— Я только что был в высшем Совете. Очень смешно. Я в зоопарк люблю ходить. Вы хотите спросить меня умные философские вопросы. Посмотрим правде в глаза, что ни Вы на это не способны, ни я не в состоянии на него ответить. Давайте племени.

— Вы все-таки еще философ.

«Ну, я домашний.

— И в Судный день вы Будете..

— Выпиваю. Это я уже свинину? Есть. Что еще вы хотите спросить? Мешаю ли я мясное с молочным? С удовольствием.

— Давайте посмотрим. Дальше уже нужно обрезание…

— И почему обрезание слизистые и огромная проблема? Я на Украине обязан обрезанием. Я в Харькове родился. Меня обрезали, и на восьмой день я уехал.

— Большое спасибо. Здоровья и много-много лет.

— Спасибо Вам. Извините за компанию.

***

Этот материал опубликован в № 25-26 журнала Корреспондент от 7. июля 2016. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. С правилами использования материалов журнала Корреспондент, опубликованных на сайте Корреспондент.net можно ознакомиться здесь.

Комментирование и размещение ссылок запрещено.

Комментарии закрыты.