фoтo: Сeргeй Ивaнoв
— Когда я узнала, что Леонид Сергеевич умер, то аж вздрогнула. Почему? Буквально накануне вечером я позвонила нашему театральному водителю Виталику: последнее время он всегда был при Броневом, ну буквально каждый шаг его контролировал — и в больнице, и до больницы. В общем звоню, спрашиваю: «Как там Леонид Сергеевич?» А он мне: «Представляешь, мороженое попросил. Я погнал ребят, сейчас принесут».
И я поняла, что это конец — такое простое детское желание. Вроде бы позади огромная сложная жизнь, со всеми нашими актёрскими амбициями, а тут — мороженое. Наш бывший директор перед смертью Экимян жареной картошечки попросил, Чехов — шампанское… А наш Леонид Сергеевич мороженого захотел.
К сожалению, я с ним не играла ни в одном спектакле, но всегда удивлялась тому, что не могла объяснить — как играл Леонид Сергеевич. Смотрю и не понимаю. Трудно подобрать слова к его органике, такой тихой, особенной. В таких случаях другой гениальный актёр Евгений Евстигнеев, когда его просили объяснить, как рождается роль, он говорил: «Ну это как желе/компот». Но желе/компот всегда у таких артистов получался гениальным.
Надо сказать, что в театре Броневого побаивались — иногда непредсказуем был. Мог такую жесткую правду в глаза сказать, а тут как раз собирается в Ленкоме худсовет по поводу спектакля «Князь» Константина Богомолова. Спектакль совсем другой эстетики, не ленкомовской, о чем и говорят на худсовете. И представь себе, Броневой произносит: «А мне нравится». Он, артист Эфроса и Захарова (он очень ценил Марка Анатольевича, любил его) поддержал такой авангардный спектакль.
Лучшее в «МК» — в короткой вечерней рассылке: подпишитесь на наш канал в Telegram