21 апреля, 2018 
adminGWP фoтo: ru.wikipedia.org
— Итaк, Пaвeл, вaс избрaли глaвoй прoфсoюзa, eсли я прaвильнo нaзывaю дoлжнoсть…
— Прeдсeдaтeлeм творческого профсоюза работников Большого театра.
— Несколько слов — что будет входить в ваши обязанности?
— Это важно для самих артистов: видимо, назрели внутренние проблемы, если обратились ко мне за помощью… Я сейчас далек от каких-то внутренних их проблем, но встреча была две недели назад, мне об этих проблемах рассказали, и сейчас им нужна моя помощь именно с юридической точки зрения. Потому что руководство театра, порою, не соблюдает свои же принятые правила, которые прописывались в коллективном договоре. И сейчас много проблем именно в оперной труппе. А я всегда открыт для помощи, люди меня в трудную минуту поддерживали, также и я готов поддержать коллег в качестве председателя.
— А вы всё это время продолжали оставаться сотрудником Большого театра? Эта линия не прерывалась?
— Прерывалась. Профсоюз — это другая структура, она независимая, и является в большей степени надзорным органом над работодателем. Что до театра — я не стал возвращаться в него по одной простой причине: такого хамского отношения к артистам я не видел давно. Я дал себе слово, что в профессию вернусь только под руководством Николая Цискаридзе.
— Да, но вы выходили в Большом еще летом на концерте, в номере из «Лебединого озера» с партией принца Зигфрида…
— То, что я выходил на эту сцену, можно назвать возвращением в профессию. Но в театр, повторяю, я вернусь только под руководством Цискаридзе, так как только он имеет опыт общения с коллективом, имеет прекрасный вкус — кого приглашать из балетных и оперных постановщиков… Только с ним возможен расцвет Большого театра. Это мое мнение.
— Так, а что конкретно произошло, что вас позвали?
— Стали ущемляться права артистов. Я лежал с температурой, сам не знал, но артистами было инициировано собрание, и буквально вчера мне сообщили о том, что меня избрали. И вот сейчас я готов им помогать.
— Профсоюзы в нашей стране исторически не столь сильны, как, скажем, на Западе. Это больше всегда было декорацией. А вот ваш профсоюз будет иметь реальную силу?
— Да, наши профсоюзы совсем не те, что европейские. Но если обычно профсоюзы возглавляли зависимые от работодателя люди, то я как раз являюсь независимым лицом. У меня нет никаких интересов и страхов, относительно руководства Большого театра. Поэтому я буду строго действовать в рамках закона, строго в рамках коллективного договора, который сами работодатели и принимали. Недочетов очень много. Я о них знаю. Сейчас мы подбиваем статистику и будем требовать исполнения законодательных актов по линии трудового законодательства.
— Так какого характера проблемы?
— Основная проблема в том, что работники оперного коллектива на основании договора не дополучают той работы, которую им обязан предоставлять работодатель. То есть руководству Большого проще пригласить на контракт кого-то со стороны, нежели задействовать своих сотрудников. И мы будем добиваться того, чтобы люди имели работу. Шутка ли: штатные сотрудники оперной труппы сидят без работы!
— Есть ли такая же проблема у балетной труппы?
— Я еще не встречался с членами профсоюза, но, думаю, что проблема есть везде. Поэтому в ближайшие две недели я встречусь с балетной труппой и обсужу с ними их проблемы. В любом случае, я готов встать на их защиту. С удовольствием помогу.
— Помните, МХАТ в свое время делился на Чехова и Горького как раз из-за того, что была слишком раздутая труппа. В Большом нет такого?
— Нет, в Большом труппа не преувеличена. Более того, прописано самим работодателем, сколько он обязан давать работы своим сотрудникам, а сколько не обязан. И наша задача — ни воевать, ни какие-то там баррикады строить, а просто добиваться законности. Потому что в данный момент нарушается коллективный договор. Это нарушение закона. Будем вести диалог с…
— …с гендиректором Уриным?
— Да. Диалог о том, чтобы он соблюдал трудовые нормы. На имя Урина будут обращения по наболевшим проблемам. Если руководство пойдет на диалог — услышит, признает свои нарушения, то проблема быстро решится.
— А если нет?
— Если нет — дальше собирается комиссия, если и через нее не решаем — будем обращаться в суд. Почему ребята позвали меня: естественно у людей существует страх перед работодателем. А у меня нет никакого страха, и никогда не было. Поэтому я и стал председателем.
— То есть в ближайшее время вы выздоровеете, и проведете встречи?
— Сначала мы уведомим вышестоящую организацию — профсоюз работников культуры о том, что я избран. Дальше мы уведомим работодателя, то есть гендиректора Урина официально (думаю, что он уже знает). А далее начнем работу, вот и всё…
— А вы с Уриным последнее время вообще общались? Нормально всё?
— Последний раз мы общались прошлым летом, это было обычное общение, никаких контр, проблем не было…
— А можете ли вы — это многих интересует — выходить на сцену в качестве танцора?
— Ну вот прошлым летом я выходил на сцену, потом случилась травма — я долго лечил колено. Сейчас лечение еще в процессе, и моя профессия танцовщика пока мною поставлена на паузу. Но карьеру я официально не закончил.
— Пауза, но временная?
— На сей день — да, временная.
— Сколь сложно было себя удержать в форме в момент заключения и после? Это возможно теоретически?
— Теоретически это невозможно. И я себя в форме и не удержал. Было сложно потом в эту форму войти. Силы духа хватало. Но организм не обманешь. Когда это вхождение в форму происходило, конечно, была дикая боль в связках, в суставах. Сидел на обезболивающих. Но цель была поставлена, и цель достигнута.
— Но вернемся: по вашему прогнозу проблему оперной труппы можно будет решить?
— По моему прогнозу, любую проблему можно решить с помощью диалога. Если садятся два человека — один неглупый и второй неглупый — к единому решению они придут. Всегда найдут выход. А если у собеседника будет преобладать какой-то гонор, какая-то значимость, желание показать, что ты мне никто, а я сам всё могу, — то, конечно, будет сложно о чем-то договориться. Но, надеюсь, люди все умные, выход найдут… потому что, когда недоволен коллектив, это может вылиться уже за рамки театра. Будем стараться решать это внутри. Спокойно. Тихо. Юридически грамотно.
— Последний вопрос — в каком качестве Большой театр пребывает сейчас? Он на взлете, он стабилен, что вообще с ним?
— Если брать двенадцать лет моей работы, то могу сказать коротко: бывало лучше. Мне есть, с чем сравнивать. Это если не вдаваться в подробности. То, что я видел за годы моей работы в Большом (имея ввиду и оперный репертуар, и балетный), — было лучше. То, что сейчас, это не самый лучший период жизни Большого.
— А «Нуреева» вы не видели?
— Видел отрывками. Коротко: балет, созданный на скандале. Хотя ребята все работали на 100%, они молодцы, в любой ситуации так работают, труппа Большого считается лучшей во всем мире. И всегда такой будет. А что по сути спектакля — на вкус и цвет… кому-то нравится на сцене Большого театра голый мужик, кто-то это считает феерическим искусством. Кто-то считает, что Большой — это чистая классика. А я считаю, что сцена Большого — это не экспериментальная сцена, это утвердившиеся каноны… сам танцовщик Нуриев прославился не тем, что пытались показать постановщики, а своим талантом. А личная жизнь каждого из нас — это наша личная жизнь, не нужно это на сцене показывать.
Опубликовано в рубрике